Диалоги с Ихтиандром.

[algirdas-1]

«Она лежала, изо всех сил сдерживая дыхание. Устало закрыла глаза, и на нее тут же неумолимо накатила волна неописуемых чувств и эмоций.»Нет, я не пишу второсортный роман о том, как Вася встретил Машу, сделал с ней три раза всякое, четыре раза другое, и они были счастливы еще пятнадцать раз, и так до конца книги. Это все – качка и морская болезнь.

дальше много субъективного текста и фотографий от Anna Kin

Мы вышли из Бремерхафена в воскресенье вечером. Жизнь была хороша и прекрасна: на борту, кроме команды и волонтеров, находилась норвежская съемочная группа в количестве пяти человек, небольшая норвежская группа поддержки и еще некоторое количество норвегов, страдающих синдроном дауна. Вся это компания снимала у нас на корабле реалити шоу, в котором мы играли роль команды парусника Штандарт, на котором группа специальных норвегов идет в Норвегию. В общем, практически никаких изменений, кроме того, что нас переселили из кубрика в штурманскую под стол, где мне, признаться, понравилось намного больше.

И уже ночью, во время ходовой вахты, после того, как я выкатилась из своего уютного подстолья и побежала переставлять фор-марсель, а потом уселась на юте, ко мне под одежду заползла холодная липкая рука и начала ласково гладить по животу, сжимая и разжимая противные пальцы. Стало очень мерзко.
Это приятное ощущение не отпускало целый день.


(моблофото от Ольги Олеговны)

Как уже говорилось выше, оно началось еще на рассветной вахте грота, когда все булиня были разданы, фок-рей перебрасоплен и брасы заложены не тугую. Тогда мы сели на юте. И я почувствовала тихую, но неумолимую поступь Ихтиандра. И я побежала вниз, на главную палубу, лихорадочно вытягивая из кармана куртки одноразовые пакеты…

Весь день прошел, как в тумане. Большая часть команды расположилась на юте и баке тряпочками, веревочками и лужицами, завернувшись в спальники или просто раскисая на палубе. И только особо стойкие и счастливые неукаченные таскали жертвам волн лимончик и водичку. Вся вахта грота практически полностью выпала в осадок и не смогла нести вахту камбуза. Я помню, как бодро спустилась готовить к завтраку, сдирая с себя перчатки и бандану… и уже через пять минут ползла наверх, судорожно хватая ртом воздух и восстанавливая баланс внутри желудка: тошнило, было гадко и сильно болела голова… за весь день я съела три кусочка лимона.

Только один раз за день все укачанные, полуукаченные, неукаченные и прочие бодро подскочили, надели перчатки и воодушевление на лица, и побежали радостно брасопить. Это случилось, когда когда наш прекрасный капитан сказал, рассматривая «Гётеборг», который медленно шел где-то позади, опасливо не поднимая паруса в ожидании вероятности повторения ночного шторма: «Давайте-ка повернем и постреляем?». Я лежала на юте, окуклившись в спальнике и мечтах превратиться таки в легкую и веселую бабочку. Гусеницы не воюют. Они сопят в две дырочки и ждут счастливого будущего. Но когда кэп спросил меня: «Что это ты лежишь? Будешь со шведами воевать?», я молниеносно скинула с себя два слоя синтепона, затянула лямки штормового комбинезона и побежала на бак тянуть веревки!



Это было феерично! Это было прекрасно! Это было нереально! Мы бегали по палубе, от шкотов в галсам, от брасов к горденям, выполняя команды капитана и вахтенных. Летели брызги, ветер обжигал лицо, кожа пальцев обдиралась о такелаж… а сердце пело и замирало. От красоты, от свободы, от радости! Мы перепрыгивали через спасплоты, хватались за нагели, смеялись от счастья! Норвеги, русские – все действовали как одна команда, направляемые какой-то неведомой силой единства и братства. В недолгие промежутки передышки мы сидели рядом и смотрели, как Гётеборг, величественный и прекрасный, приближается к нам на фоне грозового неба… и улыбались.

Мы сделали по нему два залпа. Два приветственных залпа из пушки. Подхватываемые радостными возгласами с двух сторон – шведской и российской. Мы махали друг другу руками, кричали, фотографировали, смеялись! Ощущение, которое невозможно передать словами, а можно только сохранить в сердце и вынимать холодными вечерами из сердца, бережно разворачивать и наслаждаться, покачиваясь на стуле. То, что понимают причастные и чему завидуют сторонние – восторг и неизмеримое счастье…



А потом снова было плохо… лежа на палубе, я смотрела в небо и молилась. Кажется, я даже вела корабль, но, честно, сейчас я не могу вспомнить, как это было… Помню только, как в подвахту я забилась в подстолье, и мне казалось, что я умираю… голова раскалывать на миллион кусочков. Штандарт качало, и вместе с этим равномерным движением все ощущения сначала плавно стремились к горлу, застревая в области голосовых связок, а потом так же медленно стекали к кончикам пальцев ног, заставляя их цепенеть. Тогда случился мой первый приход. Я выпила несколько таблеток «цитрамона», и мне стало феерично. Начало казаться, что качка – это как наслаждение. Я прислушивалась к ощущениями внутри себя, считала спазмы и замирала на высшей точке блаженства. На этом ощущении я заснула, провалившись в сон и груду спальников…

На рассветную вахту проснулась со странным ощущением спокойствия и счастья. «Кажется, прикачалась», - подумала, натягивая куртку, и выбежала на палубу. Вокруг была тишина, уют и покой.

В тот день я ела. Сперва осторожно и мало, потом больше и радостнее. На камбузе все летало: ложки, стаканы, люди. Кухонная утварь радостно звякала, люди – смеялись, подхватывая ложки и друг друга на лету. На палубе – катались по юту в спальниках и плели такелаж. Неслись, ведомые ветром и морем. Вперед, в Новрегию. Уже тогда я начала тосковать о скором расставании со Штандартом. Но это уже совсем другая история…